Неточные совпадения
Коптев был вдов, бездетен, но нашлись дальние родственники и возбудили дело о признании наследователя ненормальным, утверждая, что у Коптева не было оснований дарить деньги
женщине, которую он видел, по их сведениям, два раза, и
обвиняя кухарку в «сокрытии имущества».
— Это несчастная
женщина, которая попала в дом терпимости, и там ее неправильно
обвинили в отравлении, а она очень хорошая
женщина, — сказал Нехлюдов.
— Я хочу, я хочу бежать из дому! — вскричала она, и опять глаза ее засверкали. — Если вы не согласитесь, так я выйду замуж за Гаврилу Ардалионовича. Я не хочу, чтобы меня дома мерзкою
женщиной почитали и
обвиняли бог знает в чем.
— Я вовсе не злая по натуре
женщина, — заговорила она, — но, ей-богу, выхожу из себя, когда слышу, что тут происходит. Вообрази себе, какой-то там один из важных особ стал
обвинять министра народного просвещения, что что-то такое было напечатано. Тот и возражает на это: «Помилуйте, говорит, да это в евангелии сказано!..» Вдруг этот господин говорит: «Так неужели, говорит, вы думаете, что евангелия не следовало бы запретить, если бы оно не было так распространено!»
— Ее
обвинили, — отвечал как-то необыкновенно солидно Марьеновский, — и речь генерал-прокурора была, по этому делу, блистательна. Он разбил ее на две части: в первой он доказывает, что m-me Лафарж могла сделать это преступление, — для того он привел почти всю ее биографию, из которой видно, что она была
женщина нрава пылкого, порывистого, решительного; во второй части он говорит, что она хотела сделать это преступление, — и это доказывает он ее нелюбовью к мужу, ссорами с ним, угрозами…
Эта, уж известная вам, m-me Фатеева, натура богатая, страстная, способная к беспредельной преданности к своему идолу, но которую все и всю жизнь ее за что-то оскорбляли и
обвиняли; потому, есть еще у меня кузина, высокообразованная и умная
женщина: она задыхается в обществе дурака-супруга во имя долга и ради принятых на себя священных обязанностей; и, наконец, общая наша любимица с вами, Анна Ивановна, которая, вследствие своей милой семейной жизни, нынешний год, вероятно, умрет, — потому что она худа и бледна как мертвая!..
— Да я не
обвиняю, за что ж ты сердишься? — подхватила с кроткой улыбкой молодая
женщина.
— Зачем же она лжет… Когда я говорил, что презираю ее! — вскрикнул он один на один и как бы вопрошая стены. — Она сама, развратная
женщина, очень довольна, что освободилась от меня, а
обвиняет других!..
Всего хуже было то, что Шаховской, несмотря на свою вспыльчивость, проходившую мгновенно, не умел, не смел и не мог обуздать неизвинительных поступков этой
женщины; все это падало на князя Шаховского, и, конечно, все имели полное право
обвинять его.
— Из всего, что вы мне, Сергей Петрович, говорили, — начала Варвара Александровна, закурив другую папиросу, — я еще не могу вас оправдать; напротив, я вас
обвиняю. Ваша Мари молода, неразвита, — это правда; но образуйте сами ее, сами разверните ее способности. Ах, Сергей Петрович!
Женщин, которые бы мыслили и глубоко чувствовали, очень немного на свете, и они, я вам скажу, самые несчастные существа, потому что мужья не понимают их, и потому все, что вы ни говорили мне, одни только слова, слова, слова…
Катерина Матвеевна. Марья Васильевна с Марьей Исаевной имеют свои убеждения. Для меня странно только то, на каком основании можно
обвинять в гнуснейших замыслах человека, не давшего на то никакого права. Этот господин всей жизнью своей доказывает, что цель его есть только общее дело. Ежели бы этот господин вздумал соединиться с
женщиной, то он первым условием поставил бы независимость, как личную, так и имущественную.
Ответ вспыхивал пред нею в образе пьяного мужа. Ей было трудно расстаться с мечтой о спокойной, любовной жизни, она сжилась с этой мечтой и гнала прочь угрожающее предчувствие. И в то же время у неё мелькало сознание, что, если запьёт Григорий, она уже не сможет жить с ним. Она видела его другим, сама стала другая, прежняя жизнь возбуждала в ней боязнь и отвращение — чувства новые, ранее неведомые ей. Но она была
женщина и — стала
обвинять себя за размолвку с мужем.
И рассказал, что произошло в селении. Уж после ухода из него Иисуса и его учеников одна старая
женщина начала кричать, что у нее украли молоденького беленького козленка, и
обвинила в покраже ушедших. Вначале с нею спорили, а когда она упрямо доказывала, что больше некому было украсть, как Иисусу, то многие поверили и даже хотели пуститься в погоню. И хотя вскоре нашли козленка запутавшимся в кустах, но все-таки решили, что Иисус обманщик и, может быть, даже вор.
Она остановила себя. Ни в чем не желает она
обвинять его. Он ее любит. Верит она и в то, что еще ни одна
женщина его так не «захлестнула».
К пяти часам он ослабел и уже
обвинял во всем одного себя, ему казалось теперь, что если бы Ольга Дмитриевна вышла за другого, который мог бы иметь на нее доброе влияние, то — кто знает? — в конце концов, быть может, она стала бы доброй, честной
женщиной; он же плохой психолог и не знает женской души, к тому же неинтересен, груб…
Если же этого не случается, о, тогда вы осыпаете нас упреками,
обвиняете чуть ли не в преступлении, и все это только за то, что мы,
женщины, осмеливаемся не полюбить вас.
Он старался заглушить этот голос,
обвиняя ни в чем неповинную молодую
женщину.
— Не
обвиняй твоего несчастного отца… Быть может, каждый сильно любящий и дорожащий своею честью человек поступил бы так же, как и он… не
обвиняй и мать… они оба и виноваты и не виноваты… Оба они были жертвою светской интриги… небывалой, возмутительной… Кроме того, возмездие за их поступок уже свершилось… Отец твой окончил жизнь самоубийством… брат вчера убит в дуэли… Ты теперь один, будь опорой, утешителем своей матери… Она… святая
женщина.
Нас,
женщин, обыкновенно
обвиняют в несправедливости, но в любви вы, мужчины, несправедливее, чем мы.
— Еще молодым офицером я страстно полюбил твою мать и женился на ней против воли своих родителей, которые не ждали никакого добра от брака с
женщиной другой религии. Они оказались правы: брак был в высшей степени несчастным и кончился разводом по моему требованию. Я на это имел неоспоримое право, закон отдал сына мне. Более я не могу тебе сказать, потому что не хочу
обвинять мать перед сыном. Удовольствуйся этим.
Если
женщина их не любит, они не устраивают счастье ее с своим противником, но или
обвиняют его в краже портсигара, или убивают: ее, соперника, даже себя; наконец, пишут анонимные письма и доносы.